Линда погружена в изматывающую повседневность, где каждый день – это битва за благополучие её дочери, которая отказывается от обычной пищи и питается через гастростомическую трубку. Этот медицинский аппарат становится символом их общей изоляции, физической и эмоциональной, подчеркивая хрупкость нормальной жизни. Одиночество Линды усугубляется отсутствием мужа, который постоянно находится в разъездах; их общение сводится к редким телефонным звонкам, не способным восполнить пустоту и разделить груз ответственности. Женщина остаётся один на один с тревогами, сомнениями и усталостью, пытаясь сохранить видимость контроля над ситуацией, которая постепенно выходит из-под контроля. Её мир сужается до размеров квартиры, где каждая минута расписана вокруг потребностей ребёнка, пока внезапная катастрофа – обрушение потолка – не лишает их даже этого шаткого убежища, вынуждая перебраться в безликий мотель, который лишь усиливает чувство временности и неустроенности. В новых, ещё более стеснённых обстоятельствах напряжение Линды достигает критической точки. Она не видит прогресса от посещений дочерью психолога, считая эти сеансы бесполезной тратой времени и сил, и начинает их пропускать, что приводит к серьёзному разговору с врачом, который отчитывает её за безответственность. Этот конфликт становится последней каплей, обнажая глубокое отчаяние и выгорание Линды. Её нервная система, долгое время работавшая на пределе, даёт сбой; кажущиеся неразрешимыми проблемы – медицинские, бытовые, эмоциональные – наваливаются тяжёлым грузом, лишая её последних ресурсов для сопротивления. Постепенно рушится не только физическое пространство вокруг, но и внутренние опоры; Линда оказывается на грани, где борьба за дочь и саму себя приобретает новый, болезненный смысл, требуя немыслимых усилий, чтобы просто продолжать двигаться вперёд сквозь хаос и неопределённость.